Тайны старых кладбищ. Уфа.
Jul. 14th, 2010 09:04 pmГазета "Ленинец" от 12 августа 1989 года стр. 6.
Тайны старых кладбищ, хранящих память о многих жертвах репрессий

Сергей Фролович Григорьев имеет хоть и необычную профессию, но не выдающуюся. И вряд ли бы он заинтересовал нашего читателя, если бы его профессия близко не соприкасалась с тайнами белых пятен нашей истории - Истории нашей республики. Нет, он не был допущен к секретным архивным документам и не работал в ЧК. Всю сознательную жизнь он был... могильщиком. Отец его тоже, был могильщиком и комендантом Сергиевского кладбища в Уфе, А потому Сергей Фролович располагает данными, которые вряд ли имеет кто-либо еще в республике. Он доподлинно знает все места захоронения репрессированных, расстрелянных наших земляков, а также погибших в тюрьмах от истощения и побоев. Есть на этом кладбище такие участки, где покоится без роду и племени в братских могилах свыше 1000 человек. Теперь на этих костях стоят другие индивидуальные могилы с мраморными памятниками, аккуратными заборчиками.
- Позже, при рытье могил, родственники натыкались не только на останки, но и на целые скелеты, - говорит Григорьев. - Они удивлялись - откуда? А мы молчали. И отец мой молчал до самой смерти: ни матери, ни сестре ничего не говорил. Боялся.
Сергею Фроловичу в период репрессий было 10 лет и более. Возможно, воспоминания его субъективны. Однако сейчас в живых уже не осталось никого, кто мог бы еще об этом поведать: из двух больших семей, живших в одном доме на кладбище, он остался один. А читатель о своей нелегкой истории все-таки должен узнать из уст очевидца. Поэтому ему слово:
- Дом отец мой построил в конце 32-го года. Здесь мы всей семьей и поселились. За стенкой жили соседи. В этом доме я жил до 53 года, потом женился, ушел, но так и работал здесь землекопом.
Впервые о расстрелах я узнал в начале 36 года. Дело было так: к отцу пришли двое: один в штатском, другой в форме, и попросили приготовить могилы, а я был во дворе и случайно услышал. Ночью, часа в два, в окно раздался условный стук, отец быстро оделся и вышел. Потом вернулся. Но выстрелов тогда я еще не слышал. Такое стало повторяться часто. В неделю по два-три раза. Приходили те же люди и говорили: «Прислал Курбан, просил». Отец шел сразу рыть могилу. А однажды я за отцом подследил. Он пошел с фонарем, я за ним. Он меня увидел и прогнал, но я не ушел. Специально. Видел, как привезли заключенных: руки за спиной и связаны проволокой. Одетые, даже в ботинках. Потом я стал видеть их часто, некоторые были в головных уборах. А охранники их даже не закапывали: бросят в могилу вниз лицом, немножко забросают землей, а отец утром шел и закапывал. Потом стал и меня для этого брать с собой. Закапывали мы ровно, никакого холмика не делали. Захоронение никак не обозначали. До сорок восьмого года эти могилы вообще никак не регистрировали, после уже номер стали ставить, А тогда НКВдешники старались места выбирать подальше. Были заинтересованы почему-то в том, чтобы никто не слышал выстрелов и не видел свежезакопанных могил. Потом стесняться перестали.
Понравилась им одна низина. Земля хорошая, далеко от людских глаз, там-то и лежит основное количество расстрелянных. Но после 39 года отцу дали указание хоронить в разных местах кладбища.
Кроме этого, было еще множество захоронение людей из тюрьмы и морга, Из тюрьмы трупы привозили на подводе. Одного сопровождающего я запомнил: звали его Миша. Трупы привозил в «собачьем» ящике. По два человека. Гораздо чаще, чем расстреливаемых. Там были трупы и подростков, и женщин. Все очень исхудавшие.
Еще привозили из морга. Всегда очень много, по десять-пятнадцать трупов. Особенно перед финской войной (1939 год). Привозили почти каждый день. Их сваливали в кучу у ворот кладбища. Потом на веревке таскали в одну яму и скидывали туда, как дрова.
( Read more... )
Тайны старых кладбищ, хранящих память о многих жертвах репрессий

Сергей Фролович Григорьев имеет хоть и необычную профессию, но не выдающуюся. И вряд ли бы он заинтересовал нашего читателя, если бы его профессия близко не соприкасалась с тайнами белых пятен нашей истории - Истории нашей республики. Нет, он не был допущен к секретным архивным документам и не работал в ЧК. Всю сознательную жизнь он был... могильщиком. Отец его тоже, был могильщиком и комендантом Сергиевского кладбища в Уфе, А потому Сергей Фролович располагает данными, которые вряд ли имеет кто-либо еще в республике. Он доподлинно знает все места захоронения репрессированных, расстрелянных наших земляков, а также погибших в тюрьмах от истощения и побоев. Есть на этом кладбище такие участки, где покоится без роду и племени в братских могилах свыше 1000 человек. Теперь на этих костях стоят другие индивидуальные могилы с мраморными памятниками, аккуратными заборчиками.
- Позже, при рытье могил, родственники натыкались не только на останки, но и на целые скелеты, - говорит Григорьев. - Они удивлялись - откуда? А мы молчали. И отец мой молчал до самой смерти: ни матери, ни сестре ничего не говорил. Боялся.
Сергею Фроловичу в период репрессий было 10 лет и более. Возможно, воспоминания его субъективны. Однако сейчас в живых уже не осталось никого, кто мог бы еще об этом поведать: из двух больших семей, живших в одном доме на кладбище, он остался один. А читатель о своей нелегкой истории все-таки должен узнать из уст очевидца. Поэтому ему слово:
- Дом отец мой построил в конце 32-го года. Здесь мы всей семьей и поселились. За стенкой жили соседи. В этом доме я жил до 53 года, потом женился, ушел, но так и работал здесь землекопом.
Впервые о расстрелах я узнал в начале 36 года. Дело было так: к отцу пришли двое: один в штатском, другой в форме, и попросили приготовить могилы, а я был во дворе и случайно услышал. Ночью, часа в два, в окно раздался условный стук, отец быстро оделся и вышел. Потом вернулся. Но выстрелов тогда я еще не слышал. Такое стало повторяться часто. В неделю по два-три раза. Приходили те же люди и говорили: «Прислал Курбан, просил». Отец шел сразу рыть могилу. А однажды я за отцом подследил. Он пошел с фонарем, я за ним. Он меня увидел и прогнал, но я не ушел. Специально. Видел, как привезли заключенных: руки за спиной и связаны проволокой. Одетые, даже в ботинках. Потом я стал видеть их часто, некоторые были в головных уборах. А охранники их даже не закапывали: бросят в могилу вниз лицом, немножко забросают землей, а отец утром шел и закапывал. Потом стал и меня для этого брать с собой. Закапывали мы ровно, никакого холмика не делали. Захоронение никак не обозначали. До сорок восьмого года эти могилы вообще никак не регистрировали, после уже номер стали ставить, А тогда НКВдешники старались места выбирать подальше. Были заинтересованы почему-то в том, чтобы никто не слышал выстрелов и не видел свежезакопанных могил. Потом стесняться перестали.
Понравилась им одна низина. Земля хорошая, далеко от людских глаз, там-то и лежит основное количество расстрелянных. Но после 39 года отцу дали указание хоронить в разных местах кладбища.
Кроме этого, было еще множество захоронение людей из тюрьмы и морга, Из тюрьмы трупы привозили на подводе. Одного сопровождающего я запомнил: звали его Миша. Трупы привозил в «собачьем» ящике. По два человека. Гораздо чаще, чем расстреливаемых. Там были трупы и подростков, и женщин. Все очень исхудавшие.
Еще привозили из морга. Всегда очень много, по десять-пятнадцать трупов. Особенно перед финской войной (1939 год). Привозили почти каждый день. Их сваливали в кучу у ворот кладбища. Потом на веревке таскали в одну яму и скидывали туда, как дрова.
( Read more... )