«Уфимский след» советской атомной бомбы

[ufahistory]

Юрий Викторович Ергин

«Уфимский след» советской атомной бомбы

В самом начале Великой отечественной войны в Уфу было эвакуировано большинство научных учреждений Украинской Академии Наук, включая её Президиум. В нашем городе в общей сложности оказалось около 100 академиков и членов-корреспондентов АН УССР, свыше 50 докторов и 150 кандидатов наук, большинство из которых сразу же активно включились в выполнение работ по различным оборонным тематикам.

Настоящая публикация посвящена профессору Фрицу Ланге, немцу по происхождению, перед войной эмигрировавшему в СССР, руководителю одной из лабораторий Харьковского физико-технического института (в Уфе — заведующему спецотделом Объединённого института физики и математики АН УССР).

Пребывание Фрица Ланге в нашем городе было непосредственно связано с изготовлением на одном из уфимских предприятий высокоскоростной центрифуги для получения изотопа урана-235 (ядерного топлива для создания первой советской атомной бомбы), и об этом стало возможным говорить только после рассекречивания соответствующих материалов. Процесс рассекречивания (по истечении срока давности событий) произошёл достаточно быстро, но публикации материалов по проблеме создания атомного советского оружия порой сопровождались драматическими событиями, связанными с преодолением большого количества случайных, а иногда и искусственно созданных препятствий.

Вернемся на десять лет назад, когда в начале 1992 года на приём к директору Института истории естествознания и техники РАН с большой папкой документов с интригующими грифами „Совершенно секретно“, „Хранить вечно“, „При опасности сжечь“ и автографами Л.П. Берия, В.С. Абакумова, М.Г. Первухина, И.В. Курчатова и других не менее известных лиц пришёл бывший разведчик, в то время уже ветеран КГБ. А.А. Яцков, который предложил опубликовать только что рассекреченные материалы о роли советской разведки в создании отечественной атомной бомбы. Среди них наиболее интересными и важными были рукописные „отзывы“ И.В. Курчатова на материалы разведки, по которым можно было проследить, как формировалась советская атомная программа.

Уже в середине того же года часть этих документов была напечатана в журнале „Вопросы истории естествознания и техники“, почти весь тираж которого (составляющий 1289 экземпляров) по представлению Минатома был тотчас же „арестован“.

Весной следующего года научный мир и средства массовой информации были подвергнуты в состояние шока, когда на книжном рынке США появились воспоминания бывшего генерала КГБ. П.А. Судоплатова под названием „Специальные задания: Мемуары нежелательного свидетеля“, изданные при участии его сына и двух американских журналистов. В книге утверждалась полная несостоятельность советских специалистов в области создания отечественного атомного и водородного оружия, а знаменитые физики-ядерщики Р. Оппенгеймер, Н. Бор, Г. Гамов, Э. Ферми и Л. Сциллард назывались оборотнями, выдавшими Советскому Союзу в годы войны важнейшие сведения об американском атомном проекте, известном как „Манхеттенский проект“

После этого в средствах массовой информации появились десятки публикаций, из которых совершенно невозможно было понять, где правда, а где вымысел о создании отечественной атомной бомбы. Тема тотчас же обросла фантастическими легендами, вплоть до самых абсурдных, что вынудило Президиум Российской Академии Наук на специальном заседании, состоявшемся 28 июня 1994 года, обсудить вопрос о необходимости создания объективной истории советского атомного оружия.

Ещё через полгода, 17 февраля 1995 года вышел Указ Президента РФ „О подготовке к изданию официального сборника архивных документов по истории создания ядерного оружия в СССР“. В соответствии с этим Указом в течение последующих пяти лет были приоткрыты ещё некоторые архивы и сразу же опубликованы десятки монографий, сборников, брошюр и мемуаров по истории Курчатовского института, Арзамаса-16, Челябинска-40, Челябинска-70 и других организаций, занимавшихся соответствующей тематикой.

В настоящей статье будут использованы лишь некоторые из них, а также документы о пребывании в Уфе в годы войны Украинской Академии Наук, хранящиеся в Центральном государственном историческом архиве (ЦГИА) и Центральном государственном архиве общественных организаций (ЦГАОО, бывшем Партархиве).

Необходимо хотя бы очень кратко напомнить предысторию создания отечественной атомной бомбы, отдельные эпизоды которой имеют самое непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу.

Заманчивая перспектива высвобождения взрывом огромной внутриатомной энергии и возможность создания ядерного оружия появились в 1938 году сразу же после экспериментов по деления ядер урана бомбардировкой их нейтронами, проведённых в Германии Отто Ганом и Фрицем Штрассманом. В нашей стране первые исследования в этой области связаны с именами в то время молодых ленинградских физиков Г.Н. Флёрова и Л.И. Русинова, Я.Б. Зельдовича и Ю.Б. Харитона.

Полученные ими результаты об условиях возможности осуществления ядерного взрыва, в том числе первая грубая оценка критической массы урана для изготовления атомной бомбы, уже в августе 1939 года были доложены на открытом семинаре в Ленинграде в Физико-техническом институте, которым руководил академик А.Ф. Иоффе.

Аналогичные соображения о возможности практического осуществления цепной ядерной реакции независимо от указанных учёных были высказаны в ноябре 1939 года на Харьковской сессии Академии наук по физике ядра директором Украинского физико-технического института АН УССР академиком А.Н. Лейпунским.

В середине 1940 года, когда в Европе уже шла война, со страниц западных научно-технических журналов, как по команде, исчезли статьи зарубежных исследователей по урановой проблеме, из чего можно было сделать вывод о том, что она засекречена по военным соображениям.

В ноябре 1940 года на очередной сессии АН СССР по атомному ядру, состоявшейся в Москве, И.В. Курчатов сделал доклад, из которого следовало, что практическое овладение цепной ядерной реакцией становится делом самого ближайшего будущего. В своём докладе он ссылался не только на упомянутые выше теоретические расчёты Я.Б. Зельдовича и Ю.Б. Харитона, но и на открытое экспериментально Г.Н. Флёровым и К.Б. Петржаком спонтанное (без облучения нейтронами) деление ядер урана.

Сегодня мы знаем, что в это время президент США Рузвельт уже был ознакомлен с содержанием хорошо известного теперь письма Эйнштейна, в котором говорилось о том, что создание урановой бомбы чудовищной разрушительной силы совершенно реально и что этому нужно со стороны правительства уделить самое большое внимание, а работа американских физиков в области цепной атомной реакции должна быть полностью засекречена.

Однако указанная московская сессия АН СССР по атомному ядру закончилась заявлением академика В.Г. Хлопина (возглавившего с июля 1940 года Комиссию Академии наук по проблеме урана, в задачи которой входило развитие всех работ по изучению урана и возможностям использования его внутриатомной энергии) о том, что сейчас в стране не время просить правительство форсировать работы по делению урана и финансировать их, поскольку в Европе уже идёт война и деньги нужны совсем для других целей.

К его мнению присоединилось большинство участников сессии, в том числе и ряд физиков, включая академика А.Ф. Иоффе, которые считали, что получение килограммов урана-235 — настолько трудная задача, что на её решение понадобится не менее 20 лет и поэтому изготовление атомной бомбы в Германии не представляет реальной угрозы.

К счастью, далеко не все учёные разделяли такие пессимистические взгляды на возможность создания ядерного оружия за достаточно короткое время.

Среди них был мобилизованный в армию уже в первые дни войны лейтенант авиационной службы Г.Н. Флёров, который начал периодически „бомбардировать“ Государственный Комитет Обороны (ГКО), правительство и Академию наук письмами и телеграммами, настаивая на необходимости именно теперь, когда Германия вступила в войну с Советским Союзом, развернуть масштабные работы по созданию собственного атомного оружия.

К этому времени в руках 1 Управления НКВД СССР (разведка за границей) появились документы, свидетельствующие о значительном размахе работ по созданию атомного оружия за рубежом. Так, в сентябре и октябре 1941 года лондонская резидентура уже располагала многостраничными материалами о деятельности действующего в Великобритании Уранового Комитета, в которых содержались убедительные доводы в пользу целесообразности быстрого развёртывания в этой стране работ по созданию атомной бомбы, подробные сведения о её конструкции, данные о величине критической массы урана-235, об инициаторе для возбуждения в нём ядерной реакции и технологии производства этого изотопа методом газовой диффузии.

Совсем по другой линии (ГРУ — Главное Разведывательное Управление, военная разведка) соответствующая информация из Англии шла от хорошо известного теперь Клауса Фукса.

Несколько позднее (летом 1942 года) через Морриса Коэна и Артура Филдинга нашей разведке удалось проникнуть и в тайну американского Манхеттенского проекта.

Лондонская информация 1941 года долгое время не докладывалась И.В. Сталину и ждала своей реализации несколько месяцев вплоть до февраля 1942 года, когда фронтовыми разведчиками Красной Армии у убитого под Таганрогом немецкого офицера инженерных войск были обнаружены необычные записи, содержащие большое количество формул и графиков по урану и тяжёлой воде. Они срочно были доставлены в научный отдел Государственного комитета по обороне (ГКО) и, фактически, послужили первым документом, убедительно свидетельствующим в пользу того, что и Германия делает всё для создания собственного ядерного оружия.

Конечная цель пребывания фашистского офицера на оккупированном юге России состояла в организации поисков урановых месторождений и выяснении детальных подробностей всех исследований по ядерной физике, проводившихся до войны в Харькове в Украинском физико-техническом институте, который в то время уже был эвакуирован в глубокий тыл.

Как мы увидим ниже, особый интерес был проявлен к работам героя нашего повествования — профессора Фрица Ланге.

Фриц Ланге родился в декабре 1899 года в городе Фридрихсгаден — Берлин в семье служащего. В 1918 году после окончания реальной гимназии был мобилизован в армию, где находился 4 месяца, не принимая участия в военных действиях. Затем Ланге обучался в университетах Берлина, Фрейбурга и Киля, особое внимание уделяя физике, математике и химии. Был учеником выдающегося немецкого физика и физико-химика Вальтера Нернста (лауреата Нобелевской премии по химии, 1920 год) и под его руководством в 1924 году получил за исследования теплоёмкости твёрдых тел при низких температурах степень доктора философии.

Работая в Берлинском университете, Фриц Ланге проявил большой интерес к технике высоких напряжений и начал совместно с сотрудниками А. Брашем и К. Урбаном исследовать возможность использования грозовых электрических разрядов для ускорения заряженных частиц в ядерной физике. С этой целью в Швейцарских Альпах, недалеко от Лугано, в горном массиве Генерозо, известном большим количеством годовых молний, на глубине 1200 метров была построена специальная установка, одной из главных частей которой была антенна длиной около 800 метров.

В ходе экспериментов с напряжениями до 14–16 млн вольт трагически погиб Браш, но Ланге продолжил свои исследования и уже в 1930 году с Урбаном изготовил уникальный для того времени генератор, позволявший получать напряжения до 2,5 млн вольт.

В это время в СССР, в Украинском Физтехе в Харькове, основанном в 1928 году, была открыта первая в нашей стране ядерная лаборатория, использовавшая в качестве ускорителя заряженных частиц электростатический генератор Ван-дер-Граафа оригинальной конструкции. Именно с его помощью в 1932 году А.К. Вальтер, А.И. Лейпунский, К.Д. Синельников и Г.Д. Латышев впервые в СССР расщепили ядро атома лития на две альфа-частицы быстрыми протонами, искусственно ускоренными до энергии 250 кэВ.

Этот эксперимент сыграл выдающуюся роль в развитии ускорительной техники и ядерной физики в СССР. Украинский Физтех быстро становился крупным центром физической науки, именно в этом институте впервые в нашей стране были получены жидкий водород (1931 год) и жидкий гелий (1932 год).

По приглашению А.Ф. Иоффе Фриц Ланге в первый раз посетил Советский Союз в 1930 году. После прихода Гитлера к власти он эмигрировал в Англию, а в 1934 году, работая в Мондовской лаборатории у Резерфорда, принял предложение директора УФТИ. А.И. Лейпунского переехать в Советский Союз в Харьков. Украинскому Физтеху в то время был очень необходим опыт работы профессиональных зарубежных учёных. До войны в стенах этого института в разное время работали Фридрих Хаутерманс, Поль Дирак, Рудольф Пайерлс, Георг Плачек и другие не менее известные физики.

В 1936 году в Харькове Фриц Ланге построил импульсный ускоритель заряженных частиц на энергию 3,5 МэВ, в то время — самый большой в мире, и начал использовать его в различных областях физики. В начале 1937 года Ланге получил советское гражданство, а в феврале 1940 года ему без защиты была присуждена учёная степень доктора физико-математических наук.

Организованная Ланге в Харькове лаборатория ударных напряжений (ЛУН) уже в 1936 году подчинялась непосредственно АН СССР на правах специальной, предназначенной для решения задач оборонной промышленности.

Мы не знаем, когда Фриц Ланге заинтересовался проблемой практического разделения изотопов урана. Возможно, это было после выступления Ю.Б. Харитона в ноябре 1939 года на упомянутой выше Харьковской сессии АН СССР по атомному ядру, где последний предложил использовать свою разработку 1937 года для разделения изотопов урана с помощью центрифуги. Точно известно, что по заявке Ф. Ланге, В.А. Маслова (выпускника Харьковского университета) и В.С. Шпинеля (прибывшего в Харьков в 1936 году после окончания Киевского университета) „Способ приготовления урановой смеси, обогащённой ураном с массовым числом 235. Многокамерная центрифуга“ от 17 октября 1940 года было выдано авторское свидетельство на изобретение № 6359 (секретно).

Через несколько месяцев (1 января 1941 года) Ф. Ланге и В. Маслов подали ещё одну заявку на изобретение — „Термоциркулярная центрифуга“.

В сентябре 1941 года фашистские войска стремительно приближались к Харькову. Ланге вместе с другими сотрудниками Харьковского Физтеха оказался в Уфе, где уже находилось большинство институтов Украинской Академии Наук, включая её Президиум. Через некоторое время Физтех был эвакуирован в ещё более глубокий тыл (в Алма-Ату), а Фриц Ланге остался в нашем городе и возглавил специальный отдел в Объединённом институте физики и математики АН УССР. Некоторое время он занимался рентгенодиагностикой деталей, используемых в авиапромышленности, а также предложил несколько вариантов оригинальных взрывателей противотанковых мин, приводимых в действие на расстоянии.

Только в марте 1942 года Л.П. Берия впервые решился ознакомить И.В. Сталина с „немецким блокнотом“ офицера, убитого под Таганрогом, и документами лондонской резидентуры научно-технических разведок НКВД и ГРУ. Тогда же он предложил рассмотреть вопрос о создании при ГКО специального центра для организации и руководства работой по созданию отечественной атомной бомбы.

Теперь хорошо известно, что для принятия последующего решения по этому вопросу немаловажное значение сыграло также последнее письмо Г.Н. Флёрова, направленное в мае 1942 года в ГКО непосредственно на имя И.В. Сталина с решительным призывом безотлагательно начать работы в этом направлении. Оно заканчивалось словами: „Это письмо последнее, после чего я складываю оружие и жду, когда удастся решить задачу в Германии, Англии или США. Результаты будут настолько огромны, что будет уже не до того, чтобы выяснять, кто виноват в том, что у нас в Союзе забросили эту работу“.

Осенью 1942 года в кабинете И.В. Сталина состоялось специальное заседание ГКО. На повестке дня стоял один вопрос: о развёртывании в СССР исследований по созданию атомной бомбы на основании данных, полученных советской разведкой. Были приглашены академики А.Ф. Иоффе, Н.Н. Семёнов, В.Г. Хлопин и П.Л. Капица, признавшие информацию разведки весьма существенной, после чего было принято решение начать осуществлять в нашей стране собственный атомный проект.

По предложению А.Ф. Иоффе, с которым согласился И.В. Сталин, руководителем проекта назначался И.В. Курчатов. Ему было поручено за короткий срок подробно ознакомиться со всеми полученными разведкой материалами.

Распоряжением ГКО № 2352 от 28 сентября 1942 года „Об организации работ по урану“ президенту АН УССР. А.А. Богомольцу в очень сжатые сроки было поручено организовать под руководством профессора Ф. Ланге, находящегося в Уфе, разработку проекта лабораторной установки для получения урана-235 методом центрифугирования. Всего через месяц технический проект со всеми необходимыми чертежами должен был быть сдан казанскому заводу „Серп и молот“ для изготовления к 1 января 1943 года промышленного образца.

В Уфе в 1931 году был построен завод комбайновых моторов, который в 1940 году начали реконструировать для производства авиационных двигателей. Вскоре после начала войны на его площадях разместились эвакуированные с запада моторные заводы: Рыбинский №26, два ленинградских № 234 и № 451, часть подмосковного № 219, а также проектное бюро Московского института авиационного машиностроения. Поэтому неудивительно, что уже через некоторое время вместо казанского завода „Серп и молот“ изготовление лабораторной центрифуги Ланге было поручено заводу № 26.

12 апреля 1943 года по Академии Наук СССР сразу вышли два приказа. Первый — о создании нового научного коллектива, зашифрованного под названием „Лаборатория № 2“ и фактически положившего начало Институту атомной энергии (ныне „Курчатовский институт РАН“).

Вторым приказом начальником этого засекреченного объекта назначался профессор И.В. Курчатов.

Первоначально была собрана группа всего лишь из 5 человек: из Москвы — научные сотрудники Института химической физики Я.Б. Зельдович и Ю.Б. Харитон, из Свердловска (из Уральского Физтеха) — чл.-корр. АН СССР. И.К.Кикоин, из Казани — чл.-корр. АН СССР. А.И. Алиханов и уже известный нам Г.Н. Флёров.

13 апреля (всего через день после своего назначения) И.В. Курчатов в служебной записке на имя заместителя Председателя СНК СССР (одновременно министра химической промышленности) М.Г. Первухина пишет о задержке в изготовлении в Уфе центрифуги Ланге: „Одним из наиболее важных этапов работы Лаборатории № 2 является испытание центрифуги, изготовляемой по проекту проф. Ланге на моторном заводе № 26 в г. Уфе…. Выполнение центрифуги на моторном заводе №26, однако, недопустимо задержалось… Прошу Вашего распоряжения об ускорении изготовления центрифуги на заводе № 26“.

Сохранилась и другая служебная записка И.В. Курчатова от 29 апреля 1943 года, адресованная М.Г. Первухину, в которой говорится об испытаниях центрифуги Ланге в Уфе: „Сообщаю (на основе телефонного разговора с проф. Кикоиным, имевшего место 29 апреля с.г.) о ходе работ с центрифугой Ланге в г. Уфе. С 26 по 29 апреля было произведено 4 испытания аппарата на числе оборотов 12000 в минуту. Испытания показали неудовлетворительную работу шариковых подшипников. Сейчас производятся некоторые изменения в этой части прибора, и 3 мая с.г. намечено в 5-й раз провести испытания“.

Архивные документы свидетельствуют о том, что 17 мая 1943 года заведующий сектором Лаборатории № 2 И.К. Кикоин находился в Уфе в служебной командировке и принимал непосредственное участие в испытаниях центрифуги Ланге.

9 мая 1943 года Постановлением СНК СССР, подписанным И.В. Сталиным, АН УССР до 1 июля того же года переводилась из Уфы в Москву. Ряд её ведущих сотрудников перебрасывались для продолжения работ и в другие города. 17 июля 1943 года Фриц Ланге прибыл в Свердловск, он был прикомандирован к лаборатории электрических явлений Уральского филиала АН СССР, которой руководил И.К. Кикоин.

Первые эксперименты по разделению модельных газовых смесей с помощью изготовленной в Уфе центрифуги производились именно в этом городе. Дальнейшие испытания центрифуги Ланге, в модернизации которой активное участие принял Д.Л. Симоненко, привели в конце 1944 года к разработке оригинальной установки — самокаскадирующей противоточной колонки для разделения газовых смесей и изотопов. Подробности этих в своё время очень секретных испытаний недавно опубликованы.

Тогда же был чётко установлен и основной недостаток центрифуги Ланге: невозможность быстрого получения больших количеств урана-235, без которых производство атомной бомбы непозволительно затягивалось. Поэтому неудивительно, что после появления у советской разведки сведений о том, что в США для получения урана-235 в необходимых для изготовления атомной бомбы количествах использовался другой, альтернативный центробежному, диффузионный метод разделения изотопов, направление разработки промышленной проблемы наработки необходимого количества урана-235 было резко изменено.

Вот как сам И.В. Курчатов характеризовал разведывательные данные по урановой проблеме, до последнего времени хранившиеся „за семью печатями“: „Предпочтение метода диффузии методу центрифугирования для наших физиков и химиков явилось неожиданным. У нас была распространена точка зрения, согласно которой возможности метода центрифугирования стоят значительно выше возможностей метода диффузии, который считался практически неприменимым для разделения изотопных тяжёлых элементов. В соответствии с этой точкой зрения в начале постановки работ по проблеме урана предусматривались исследования только с центрифугой (метод Ланге)…. Таким образом материалы разведки позволяют, минуя первоначальную стадию, начать у нас в Союзе новое и весьма важное направление разработки проблемы разделения изотопов…“.

Уже в апреле 1945 года в руках И.В. Курчатова оказались и другие уникальные материалы разведки, сильно ускорившие работы по изготовлению советской атомной бомбы: данные по сечениям деления урана-235 и плутония-239 и детали ещё одного, также альтернативного центробежному, электромагнитного метода разделения изотопов.

Необходимость ускорения работ по изготовлению первой отечественной атомной бомбы заставила наших учёных пойти по уже проторённому зарубежными технологами пути: использованию диффузионного и электромагнитного методов разделения изотопов с целью получения необходимого для начинки атомной бомбы заряда в достаточном количестве.

Однако метод центрифугирования Ланге не был оставлен окончательно. В марте 1945 года Фриц Ланге был переведён в Москву и назначен руководителем Лаборатории № 4 при Первом главном управлении Совнаркома, которому были подчинены все задействованные в урановом проекте наркоматы и институты. Он продолжал заниматься своей центрифугой вплоть до начала 50-х годов. Эти работы носили секретный характер.

Параллельно с работами Лаборатории № 4 в Москве (И.К. Кикоин, Ф. Ланге, Д.Л. Симоненко) в Сухуми в институтах „А“ и „Г“ над той же проблемой трудился целый коллектив известных немецких учёных, вывезенных в СССР из Германии в 1945 году.

Совместными усилиями удалось разработать очень высокооборотную центрифугу с гибким ротором (ротор Штеенбека), которая по существу решила проблему „быть или не быть“ центробежному методу разделения изотопов в пользу последнего.

В период с 1951 по 1953 год немецкие учёные постепенно были выведены из работы по отечественному атомному проекту, а метод центрифуги был доведён до такого совершенства, что в 1962 году в нашей стране на смену диффузионному и электромагнитному методам разделения изотопов пришла уникальная центрифужная технология. Она в десятки раз уменьшила расход энергии в процессе разделения изотопов и в сотни раз сократила число необходимых ступеней разделения изотопов в каскадах колонок разделения, что очень существенно улучшило экономику обогащения урана и тем самым сберегло большое количество материальных и финансовых средств.

Показательно, что 20 лет до появления аналогичной технологии на Западе иностранные специалисты даже не подозревали о том, что в СССР была давно не только разработана, но и в промышленном масштабе освоена эффективная и сравнительно недорогая технология обогащения урана с использованием центрифуги, у истоков которой стоял Фриц Ланге.

Мир узнал о рождении американской атомной бомбы не в день её испытания в пустыне Аламогордо, а лишь тогда, когда в газетах появились названия уничтоженных атомными взрывами японских городов Хиросима и Нагасаки. На второй день после бомбардировки Нагасаки, вечером 10 августа 1945 года, И.В. Сталин вызвал И.В. Курчатова в Кремль и в самой жёсткой форме потребовал доложить, на какой научной стадии находились в этот момент разработки отечественной атомной бомбы.

Уже 20 августа вышло постановление ГКО СССР за №9887сс/п „О специальном комитете при ГКО“ (под председательством Л.П. Берия), положившее начало новому индустриальному этапу создания отечественной атомной бомбы. 25 декабря 1946 года состоялся пуск первого в Европе и Азии советского урано-графитового ядерного реактора Ф-1 , а 29 августа 1949 года в 7 час утра первая советская атомная бомба была взорвана на полигоне вблизи Семипалатинска. Тем самым была снята монополия США в этой области.

Дальнейшая судьба Фрица Ланге сложилась следующим образом. С августа 1952 года он был откомандирован в распоряжение Минвуза СССР. Некоторое время работал заведующим кафедрой физики в Днепропетровском химико-технологическом институте, а с 1953 года — профессором во Всесоюзном электротехническом институте, где занимался исследованиями в области технологий получения высоких напряжений и физики изолирующих материалов. В августе 1959 года Фриц Ланге вернулся на свою родину и занял должность директора Института молекулярной биологии Немецкой Академии Наук в Берлине. В 1980 году от правительства ГДР он получил высшую награду страны и совсем немного не дожил до падения Берлинской стены и образования единой Германии. Фриц Ланге умер 25 июля 1987 года.